Назореи

Судьи 16: 16-20 – И как она (Далида) словами своими тяготила его всякий день и мучила его, то душе его тяжело стало до смерти. И он открыл ей все сердце свое, и сказал ей: бритва не касалась головы моей, ибо я назорей Божий от чрева матери моей; если же остричь меня, то отступит от меня сила моя; я сделаюсь слаб и буду, как прочие люди. Далида, видя, что он открыл ей все сердце свое, послала и звала владельцев Филистимских, сказав им: идите теперь; он открыл мне все сердце свое. И пришли к ней владельцы Филистимские и принесли серебро в руках своих. И усыпила его Далида на коленях своих, и призвала человека, и велела ему остричь семь кос головы его. И начал он ослабевать, и отступила от него сила его. Она сказала: Филистимляне [идут] на тебя, Самсон! Он пробудился от сна своего, и сказал: пойду, как и прежде, и освобожусь. А не знал, что Господь отступил от него.

Живя неправедно, Самсон думал, что так будет продолжаться вечно. Живя неправедно, Самсон даже не заметил, что Господь отступил от него. Жизнь Самсона превратилась в страшную трагедию:

Судьи 16: 21 – Филистимляне взяли его и выкололи ему глаза, привели его в Газу и оковали его двумя медными цепями, и он молол в доме узников.

Самсон был Богом избранный и помазанный человек, наделённый особой силой для служения Господу. Но, здесь мы видим печальную картину – его глаза были выколоты, и он был брошен в темницу. Вместо того, чтобы служить Богу, Самсон служил своим прихотям. Он влюбился в женщину, которая за деньги готова была продать всё. И Самсон заплатил за эту «любовь» своим призванием, потерей помазания от Бога, потерей своей судьбы от Господа. Разве это стоило того? Будучи назореем, Самсон знал, что, согрешив, он должен принести Богу жертву искупления, но он этого не мог сделать, так как находился в темнице. Мы можем только предположить, что Самсон принёс перед Богом своё сокрушённое сердце. До тех пор, пока Самсон был физически зрячим и жил в долине, он не видел ничего плохого в своём образе жизни. Но, когда он лишился глаз и попал в узкое пространство, – тогда к нему вернулось разумение.